Интервью

12 мая 2023 г.

Современная фантастика, Художественная литература

Преступление было самой простой частью. Понимание того, как это было сорвано, могло изменить все его мировоззрение.

Джеффри ДеВрис

Лучшее из The Saturday Evening Post в вашем почтовом ящике!

Инспектор не хотел здесь находиться. И его бы здесь не было, если бы не то видео наблюдения из банка. Он с тревогой посмотрел на распятие, висевшее на стене за головой священника, на страдальческое лицо Иисуса, откинувшееся в сторону. Одинокие глаза распятой фигуры устремились на него самого и, казалось, спрашивали, почему он здесь. Инспектор перевел взгляд на священника, сидевшего напротив него за столом.

«Это совершенно простой вопрос», — сказал инспектор. Сидя на коленях, он разглаживал нитку по слегка потертому манжету своего твидового пальто. Он аккуратно сложил выпавшую нить и спрятал ее под подол.

«Так вы сказали», — ответил священник. У него был ярко выраженный кадык, который, пока он говорил, подпрыгивал вверх и вниз по горлу и, казалось, отскакивал от его церковного воротника, как пинбол. «Но я не люблю давать интервью. Возможно, мое отвращение проистекает из того, что я самый младший из семи мальчиков, которых всех воспитал сварщик автоцистерн на северо-западе Индианы. Что ж, воспитанный в таких обстоятельствах, человек неизбежно пойдет одним из двух путей. Устав от постоянной борьбы за внимание, любовь или даже за полноценную еду за ужином, можно было уйти в тихую неуверенность, внутреннюю жизнь с богатством, которого отрицал хаос внешнего мира. Когда я был подростком, у меня развился внимательный к деталям взгляд, замечательная память, легкий характер, а также дерзкий и общительный язык, который, как мне казалось, мог отговорить меня практически из любой ситуации. непрерывно.

«Конечно, вы можете себе представить, что в польских кварталах Уайтинга, где я вырос, такой болтливый язык не всегда приносил мне много друзей. Я помню одно Рождество, когда я был в В шестом классе меня избили в последний день перед каникулами, потому что я сказал Берту Крествски, который высмеивал мои оценки по чтению, что его старшая сестра не сильно потела из-за толстой девчонки, и он сказала мне забрать это обратно, поэтому я сказал: ладно, я беру это обратно: она потеет так же сильно, как и любая другая толстая девушка, и, вероятно, она поступает так, честно говоря, учитывая размер и фигуру твоей мамы.

«Однако позвольте мне быть честным. Мама Берта на самом деле не имела лишнего веса. ее излишки плоти чувственно, как это умеют некоторые женщины».

Инспектор откашлялся и сказал: «Извините, что прерываю, но вы не ответили на вопрос».

"Вопрос?" Слова сорвались с губ священника, словно пузырь, взлетающий на поверхность воды. Он трижды моргнул, а затем добавил: «Ах, да, конечно, вопрос».

Священник, который не больше интересовался беседами, чем инспектор, продолжил: «И вот я говорю о сладострастных женщинах. Едва ли это обсуждаемая тема, а может быть, и вообще неподходящая тема. Вы ожидаете от мужчины, выросшего в доме, где нет утонченной грации женских прикосновений?

«Я упоминал, что моя мать умерла, когда мне было всего три года? Я не помню ее. Ну, почти не помню. На комоде в моей спальне висит старая черно-белая фотография ее и меня. стою возле церкви, которую я посещала в детстве. Летнее воскресное утро, я одет в брюки цвета хаки, рубашку на пуговицах, подтяжки и галстук-бабочку. На фотографии я сжимаю ее руку и смотрю в камеру, мои глаза широко раскрыты от удивления. Иногда мне кажется, что я помню, как ходил с ней в церковь, желтый свет святилища отражался от спинки полированных скамей, наполнял мои глаза, когда моя усталая голова прижималась к ее руке. Она пахла гиацинта, и даже сегодня, тридцать лет спустя, прогулка по весеннему саду тотчас возвращает ее ко мне. Но вот что сбивает с толку: я не знаю, действительно ли у меня есть это воспоминание или я выдумал его на основе фотография.